Картина И.Н.Крамского "Христос в пустыне"

Русский живописец Иван Николаевич Крамской (1837 - 1887) был выходцем из провинциальной мещанской среды. Имея склонность к рисованию, он в 16-летнем возрасте поступил в ретушеры к харьковскому фотографу. В 1856 г. приехал в Петербург, где вскоре стал студентом столичной Академии художеств. В годы учебы он получил малую золотую медаль за картину: "Моисей источает воду из камня". Ему довелось участвовать в рисовании картонов для плафона храма Христа Спасителя в Москве, а впоследствии расписывать и сам плафон.

В 1863 г. Крамской в числе 14-ти выпускников Академии отказался писать дипломную картину на заданную академией тему "Пир в Валгалле". Выйдя из Академии, молодые художники создали свою артель. В 1870 г. Некоторые из них соединились с молодыми московскими художниками и основали <Товарищество передвижных художественных выставок>. Крамской стал его лидером.

Об особенностях художественно-эстетических воззрений Крамского свидетельствует его переписка. В 1888 г., уже после смерти художника, по инициативе критика В. В. Стасова письма художника были изданы А. С. Сувориным. Из них мы узнаем, что для Крамского в живописном произведении наибольшей важностью обладали три фактора - значимость содержания, отчетливо выраженный национальный дух и поэтическая художественность формы.

Мастерски владея живописной техникой, Крамской мог написать портрет в течение нескольких часов. Именно портреты принесли ему известность и большое число заказчиков, среди которых были и члены императорской семьи.

Будучи, по преимуществу, портретистом, Крамской не слишком много внимания уделял другим жанрам живописи. Картина <Христос в пустыне> занимает особое место в его творчестве.

Многих русских художников того времени не удовлетворяли образы Христа, созданные западно-европейскими живописцами в эпоху Возрождения и в последующие века. Даже общепризнанный шедевр Тициана <Динарий кесаря> вызывал у них возражения. Крамской писал: <Ведь, ей Богу же, эти итальянцы были пренаивный народ. Написал итальянского дипломата, тонкого, хитрого, проницательного и сухого эгоиста, таких много в натуре, поставил возле него тип из простого народа, и тоже из продувных, дал ему в руки динарий, превосходно передал тело, необыкновенно тонко кончил и сказал: это <Христос> (в Дрездене). Все и поверили> (Переписка И. Н. Крамского. М., 1954. Т. 2. С. 285).

Надеясь сказать новое слово в художественной трактовке образа Христа, художник берет за основу то место в тексте Евангелия, где говорится об испытании голодом, жаждой и дьявольскими искушениями, пережитыми Иисусом во время сорокадневного пребывания в пустыне. Картина изображает Спасителя, сидящим на камне. За Ним расстилается бескрайняя пустыня. Бесплодная, усеянная россыпями камней, она постепенно озаряется светом утренней зари. Лик Иисуса, изображенного на фоне нежно-розового, рассветного неба, выглядит бледным, изможденным. На нем печать глубокой думы. Он не замечает ничего вокруг Себя.

Демократическая критика выдвигала предположения о том, что Иисус Крамского сродни тем русским умам, кого одолевал вопрос <что делать?>. Но евангельскому Иисусу вопросы такого рода были, конечно же, совершенно чужды, поскольку Он ясно представлял, для чего пришел в этот мир, и что должен делать.

Вместе с тем, необходимо признать, что попытка художника и критиков актуализировать евангельский сюжет, направив его в социальное русло, отвечала духу того переходного времени, когда картина создавалась.

Крамскому удалось совместить в образе Иисуса библейское начало с проблемами нравственного выбора, стоящего перед многими из его современников. Такое решение придало картине особый настрой, который привел к тому, что в российском обществе, уже движущемся по пути секуляризации, евангельский сюжет был принят демократической, разночинной и даже радикально настроенной общественностью без явных признаков внешнего сопротивления.

Вместе с тем, нельзя не признать, что художественная концепция образа Христа у Крамского оказалась созвучна тем теориям, которые содержались в книгах Д. Штрауса и Э. Ренана. У Крамского сакральное начало отодвинуто далеко вглубь, а на передний план выдвинулось начало сугубо антропологическое. Зритель видит не Сына Божьего, а как бы обычного человека, погруженного в нелегкие размышления. Про Иисуса Крамского невозможно сказать, что с ним пребывает Истина, поскольку Его лицо не освещено внутренним светом откровения, а, напротив, затенено. Не только естественная тень, но и тень тяжелых раздумий как бы утяжеляет Его лик, пригибает Его голову к земле. Согбенные плечи еще больше усиливают впечатление земной природы этого одинокого человеческого существа.

Примечательно, что в становлении замысла картины для Крамского определяющую роль сыграла не какая-то высокая религиозна идея, не богословская истина, не интерес к личности Иисуса Христа, а случайное впечатление. Однажды во время лесной прогулки он увидел сидящего на пне человека, погруженного в свои мысли. Этот сугубо <импрессионистический> момент и сыграл роль определяющего мотива для начала работы над картиной. Позднее, когда замысел обрел нравственно-психологическую содержательность, Крамской придал ему личностный характер. Он даже признавался: <: Это не Христос. То есть я не знаю, кто это. Это есть выражение моих личных мыслей>.

Художник так объяснял суть той нравственной коллизии, которая занимала его: <Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье - пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или же не уступить ни шагу злу. Мы все знаем, чем обыкновенно кончаются подобные колебания. Расширяя дальше мысль, охватывая человечество вообще, я, по собственному опыту, по моему маленькому аршину, и только по нему одному, могу догадываться о той страшной драме, какая и разыгрывалась во времена исторических кризисов>.

Таким образом, художник прямо сказал о своем сугубо секулярном понимании представленного на полотне образа. Его интересовал человек, оказавшийся в трудной ситуации нравственно-экзистенциального выбора. Поэтому он изобразил не Сына Божиего, не Царя царей, а как бы архетипический образ человека мыслящего, человека размышляющего. В результате творческого поиска, устремленного в этом направлении, обыкновенному человеку были приданы черты Иисуса. Так один из ключевых евангельских сюжетов, достойный быть предметом внимания самых одаренных гениев искусства, сыграл для Крамского роль всего лишь роль средства, которым тот не преминул воспользоваться.

Другой опыт работы Крамского над евангельским сюжетом был еще менее удачным. Он долго трудился над картиной "Иисус Христос, осмеиваемый как Царь Иудейский", у которая было еще одно название - "Хохот". Несмотря на то, что художник связывал с ней большие надежды, картина не удалась и осталась незаконченной. Таким образом, обе творческие попытки талантливого живописца потерпели фиаско. И причиной этому послужили не столько масштабы дарования художника, сколько дух секуляризма, успевший к тому времени уже проникнуть в среду творческой интеллигенции и начать оказывать на нее свое разрушительное воздействие.

Автор статьи: Бачинин В.А., доктор социологических наук
Источник: Христианская мысль

Количество просмотров 12868

Картина И.Н.Крамского "Христос в пустыне"

Комментарии ВКонтакте

Комментарии Facebook


		Поиск по сайту:
	«Не наше дело предписывать Богу, как ему следует управлять этим миром». (Нильс Бор)


Главная \| О нас \| Контакты \| Карта сайта \| Ссылки \| Наши авторы \| Подписка Служба поддержки