Слово для тебя
Поиск по сайту:
 

«Библия – необыкновенная книга. Она Живое Существо, побеждающее все ей противостоящее». (Наполеон)

Христианство как источник красоты - древней и вечно новой

Что есть красота? Что есть истина? Я представляю себе Пилата, задающего этот вопрос Иисусу. Я представляю себе молчание Иисуса. Того, Который совсем недавно говорил ученикам: «Я есмь путь, истина и жизнь»; Который только что сказал прокуратору: «Я пришел в мир свидетельствовать об истине, дабы все, кто от истины, услышали Мой голос». И вот теперь Он молчит. «Что есть истина?» - это не вопрос, нет, это высказанное с силою власть имущего утверждение о том, что истина приходит не такой, какой ее ждут, что она в Нем Самом.

Я полагаю, что скептицизм Пилата заложен в сердце человека, каждого человека, всегда и повсюду. Он рождается тогда, когда у человека открываются глаза. Но он никогда не был таким, как сегодня, грозящим потопить все человечество.

И вот Иисус, стоя перед Пилатом, молчит. Истина, воплощенная в человеческой личности, вот-вот, в ближайшие часы, пойдет по Своему пути - пути Креста, стоящего пред Нею. Она движется по своему пути, начинающемуся в вечности. Перед лицом всех людей происходит «умиротворение мира кровью, пролитой на Кресте», кровью, которую Иисус-Путь, Иисус-Жизнь жертвует во имя Иисуса-Истины. А значит, во имя Иисуса-Красоты.

«Что есть истина?» Где истина? «Что есть красота?» Где красота? Понятны сомнения наших современников в красоте мира. Понятно их неверие. Также понятны и сомнения в искренности сомневающихся в красоте. Понятно и неверие тех, кто верит в отсутствие истины. Самое прекрасное из всех определений красоты было дано Платоном, согласно которому красота есть сияние истины. Если ставить под сомнение и даже отрицать истину, то откуда ее сияние? Сияние Ничто не есть Ничто. Красота Ничто не есть Ничто.

Но если существует истина, и она есть Иисус Христос как Личность, то всякий человек во всякие времена, но особенно во времена наивысшего сомнения, всякий человек, перед глазами которого Иисус открывает себя как Истина, с жаром, подобно Блаженному Августину, провозглашает: «Как поздно я Тебя возлюбил! Красота древняя и новая, как поздно я тебя возлюбил!» Но для Иисуса-Красоты, отвечающего на свидетельство человека, возлюбившего Истину ради самой любви, поздно не бывает никогда.

Но надо ли верить именно в Иисуса, причем в том тройном определении, которое дал Он Сам, чтобы познать красоту, возлюбить ее как сияние тайны, сияние тайной истины? Конечно, нет! Такие фигуры, как, например, Будда, источают тайную сладость, не похожую ни на что другое. Есть произведения совершенно не религиозного характера, которые увлекают душу созерцающего их не только на порог, но и в самое сердце тайны. Так, китайская керамика с ее сочетанием океанов белизны и островов кроваво-красного приводит не только в головокружительное самозабвение, но и в состояние поглощенности чудом и тишиной. Или, например, скульптура Бранкуси.

Я думаю, что везде и всегда, и особенно сегодня и здесь, если мы хотим соединиться со специфическим христианским источником красоты, мы должны стремиться испить чистой воды не из любого колодца, но из кладезя Иаковля. В таком отношении, в таком устремлении ума и сердца к отворению множества ликов единой красоты и заключается, как я полагаю, истинное уважение, истинная любовь к тому, что есть, а не к тому, чего бы мы желали, чтобы оно было. Чудесное преображение человека перед лицом прекрасного произведения - это его слияние с этим произведением, но и осознание того, что оно выражает не только путь своего создателя, но и наш общий путь. Аутентичное уважение и любовь можно испытывать только к тому, что самодостаточно, что есть такое, как оно есть. Это требование, которое я определяю как требование правоты, заключается в необходимости отказа от себя ради пришествия другого: оно, по моему мнению, радикально евангельское.

Но как соединить, даже примирить это евангельское требование уважения и любви к другому в его самости с таким же евангельским требованием признания в Иисусе не просто пути, но Пути, не источника жизни, но самой Жизни, не одного из аспектов истины, но самой Истины? Как соединить признание другого как другого и признание Иисуса в Его единственности и самодостаточности? Как признать в другом тайное присутствие Иисуса, не «совращая» этого другого, причем понимая это в чисто этимологическом смысле слова, то есть не заставляя его сойти со своего собственного пути и перейти на тот самый Путь, который тождествен Христу?

Посылка о том, что возможно толковать Путь Иисуса в аспекте «совращения», может даже шокировать, особенно с непривычки! Но это надо понять. Подражание уважению, которое испытывал Сам Иисус к самым малым из братии Своей, требует от Его учеников такого же уважения к своим братьям, в том числе и к не христианским проявлениям их сознания. Во имя Иисуса мы не дерзаем произносить Его Имя. Дерзаю мыслить, что во Имя Иисуса, в Его присутствии, Его сияющем присутствии пред очами человеческими, в самих этих очах, в человеческом голосе, мы храним пред Ним молчание. Но не предписывает ли нам св. Павел проповедовать Его «вовремя и не вовремя»? Как можно, будучи христианином, полагать, что, из уважения к Его присутствию в каждом нашем брате, просто из уважения к брату молчать о Нем, когда мы опознаем Его именно в этом нашем брате?

Но, возможно, этого самого «не вовремя» и не существует. Быть может, «не вовремя» означает просто «в другое время», и именно об этом говорил Апостол. Быть может, речь идет об особом евангельском времени, когда человеческие глубины нашего брата не христианина вдохновляют христианина на евангельское бескорыстие. Быть может, христианское сознание должно стать столь девственно чистым, чтобы услышать евангельский дух в дыхании, простом дыхании брата-христианина. Означает ли это отказываться от признания истинности Христа? Напротив! Это означает погружение в Его сущность, в Его сущностную нищету, в Его сущностную униженность. В Его красоту.

Только очищенный взгляд, очищенный от всякой жажды завоевания, прежде всего, завоевания от имени Христа, может излучать Христово сияние. Взгляд, не насилующий свободы другого, может сам стать свободным и освобождающим, ибо отражает и передает красоту, которую сам он узнает во Христе. Такой взгляд не есть взгляд безразличия или сожаления. Это взгляд любви и сопричастности. Взгляд веры. Что это означает? Веры в то, что провозглашает Апостольский и Никейский символы? Не обязательно. Думаю, что любящему и вовлеченному в тайну Христа человеку вовсе не обязательно сразу поверить в Боговоплощение и Воскресение Христа. Пусть он просто верит и сочувствует тому, что порождает вера во Христа, но верит с такой силой и глубиной, что эта вера является основой всего его мышления. Пусть она пронизывает все его чувства, а эти чувства питают его ум. Пусть красота самого пути Христа, Его истина станет для такого человека пищей, пищей жизни, истины и пути.

Сама сопричастность к тайне Христа через Его красоту у людей, как разделяющих веру в Нее, так и не разделяющих, уже есть тайна, с которой надо «обращаться» бережно и внимательно, ибо ее нельзя бесчестить, бесчестно присваивать себе, абсурдно отрицать. Эта сопричастность есть тайна человеческого братства, в котором неверующий или агностик, столь явственно питаемый Красотой Христа, приближается к верующему, питаемому Его Путем, Истиной и Жизнью.

Думаю все же, что неверующий и агностик здесь становится причастным иным аспектам, нежели верующий. Верующий прямо и воистину имеет Веру. Его Вера есть Вера в истину. Можно сказать даже, что его Вера есть Вера во тьме; порою она подвергается искушениям, также пребывающим в его внутренней тьме. Но он знает, я бы сказал точнее, ожидает и надеется, надеется пламенно, что, в конце концов, его Вера выйдет из этой тьмы незапятнанной. Новизна, свежесть такой Веры делает его братом всем людям, а сила Веры - еще в большей степени. Его Вера обнажена, она не имеет опор. Любых опор, кроме слов: «Благодать Моя тебе довлеет».

Между тем, что можно сказать, кроме того, что «Я знаю только то, что есть в человеческом сердце»? - А это означает, что в каждом человеке живет как вера, так и неверие. И агностик в горении сердца открывает, что Благовещение, написанное Фра Анжелико в соборе св. Марка, представшее доминиканцу XV века как образ Присутствия, Присутствия в предстоянии, этот зримый текст как бы приглашает его, проходящего перед изображением, не удерживать свое «Ave», соделывает его современником Гавриила, Девы, современником Воплощения Слова. Понимая это, сердце верующего конца XX столетия отворяется. Это значит, что Присутствие в предстоянии продолжается и обновляется и для него. Но если агностик начинает видеть, что верующий так же, как и Дева из Назарета, как флорентийский доминиканец 550 лет назад, живет рядом с ним, то «знающий только то, что есть в сердце человеческом», не уверует ли и даже, быть может, более глубоко, чем тот, кто верил всегда? Идя сквозь ночь и сомнение, неверующий, агностик неведомым образом, в братском общении с верующим, осознает, что для последнего Христос-Путь есть Единственный Путь, Христос-Жизнь - единственная Жизнь, Христос-Истина - Единственная Истина.

Он ждет, Он пламенно ждет того, что раскроется неведомо никому, кроме Него, эта тайна тайн, заключающаяся в том, что в глубине сердца агностика или неверующего их ждет к Себе Тот, Кто ждет. Я бы сказал, что «никто не знает, кроме Того, Кто знает», ибо, воистину веря в то, что я верую в Него, я верю, что не имею права подвергать насилию сердце, в котором, согласно моей вере, Он Сам создал Себе дом. Я верю, что никто, кроме Него Самого, не может отворить сердце, где Он обитает. Думаю, что сегодня жить Красотой Христа, сияющей в лице брата и в деле рук его, есть евангельская миссия тех, для кого красота есть хлеб жизни: художников, поэтов, всех, кому важны искусство и поэзия, кто жаждет их прихода в свою жизнь.

Я верю в то, что таковых много, очень много. Особенно среди новых поколений, неуправляемых, нездоровых, чужих в мире взрослых, но часто безнадежно ищущих надежду. Эта молодежь, охваченная головокружением, ищет смысла. Нерушимого смысла. Смысла, поглощающего собой бытие и, прежде всего, бытие чувств. Смысла, не уводящего от иных, частных смыслов, растворенных в нем. Именно молодежь никогда не будет безучастна к проникновению в тайну Воплощения, тайну прославленной Плоти, тайну смертной плоти Бессмертного во Христе. Именно молодежь никогда не будет безучастна к тайне Красоты Христа в Его смерти по плоти и в Воскресении этой плоти. Именно молодежь никогда не будет безучастна к подлинной аутентичности лиц, принимавших участие в мистерии Христа, о которых так часто говорят в фальшивых тонах.

И сегодня сама эта мистерия жизни Христа, Его лика, Его плоти вновь оживает в сердцах и умах поэтов и художников.

Надежды и поиски молодежи требуют от Церкви не простого, но пламенного внимания и понимания. Это Сам Христос устами молодежи, поэтов, художников стучится в церковные двери и шепчет: «Вот Я Сам, близ при дверех, стучусь...»

Но Христос, стучащийся в эти двери, Христос-Красота как сияние Христа-Истины, ждет, что двери Его Церкви отворяются не для того, чтобы затворять человеческую свободу. Сегодня, как я полагаю, именно Христос-Красота находится в средоточии евангельского послания. Это послание не может идти в мир иными путями, кроме скорбного, полного унижений пути Того, Кто Сам есть Путь. Оно не может нести жизнь иную, нежели взятая во всем ее объеме, высоте и полноте жизнь Того, Кто есть Жизнь. Христос-Красота стучится в церковные двери. Для того, чтобы мы, с достойной Его осторожностью, но и уверенностью, отворили их и более не запирали на двойные замки.


Автор: Доминик Панно

Источник:www.gazetaprotestant.ru


Количество просмотров 1719
ВКонтакт Facebook Google Plus Одноклассники Twitter Livejournal Liveinternet Mail.Ru

Возврат к списку

Комментарии ВКонтакте


Комментарии Facebook


Система Orphus

 

Разработка сайта – WebRassvet
Rambler's Top100 COPYRIGHTS 2009-2024 Все права защищены При частичной или полной перепечатке материалов
портала, ссылка на word4you.ru обязательна