Оскверненная муза — от провокации к искусству

Чучело в сети сразу же окрестили «Упоротый лис» за необыкновенное сходство его с наркоманом в состоянии транса. В Санкт-Петербурге так называемая «выставка», где показывался лишь один экспонат, вызвала сильный резонанс. И тут же активизировались самые различные общественные фрики. Сему «шедевру» постмодернистского общества посвящались полосы в глянцевых изданиях, новостные сайты пестрили «аналитическими материалами» и «биографическими статьями». А какой слог-то использовали! Цитирую: «Откуда он взялся? Куда он смотрит своим пристальным взглядом, карамельного цвета глазами, в которых все: и тоска, и насмешка, и вопрос, и нежелание знать на него ответ? Кто он вообще такой и почему мы все его так любим? Наверное, потому, что каждый из нас видит в нем все то, чего никак не может выразить словами. Он - Упоротый лис и звезда интернета, рыжее недоразумение, пушистый прокол таксидермиста, оцененный в 330 фунтов стерлингов». Роден, как говорится, отдыхает и грызет ногти в сторонке.

Вот уж тут впору действительно задуматься о том, что такое современное искусство и какую роль в нем играет провокация? Да и есть ли вообще рамки у современного искусства?

Недавно на одном из медийных ресурсов на вопросы читателей о современном искусстве отвечала известный арт-критик, шеф-редактор раздела искусства портала OpenSpace.ru Екатерина Деготь. Меня заинтересовал ответ уважаемого арт-критика о критериях произведения искусства. Интересно же, что говорят и думают об этом профессионалы. Но для начала расскажу я про один известный и забавный факт того самого современного искусства.

В мае 1961 года итальянский художник, представитель концептуализма Пьеро Мандзони собрал собственные фекалии в 90 пронумерованных консервных баночек, в каждой из которых содержалось по 30 граммов, написал на них «100%-е натуральное дерьмо художника» на итальянском, английском, французском и немецком и продал их по цене, равной цене золота той же массы. Текущая цена равна примерно 30 500 евро. 23 мая 2007 года один из экземпляров был продан за 124 000 евро на аукционе «Сотбис». Мандзони утверждал, что своим проектом он привлекает внимание к доверчивости покупателей произведений искусства. «Всем этим миланским буржуазным свиньям нравится только дерьмо» — сказал художник. По заверениям Агостино Боналуми, художника, работавшего с Мандзони, в баночках на самом деле содержится обычный гипс. Тем не менее, хотя многие из баночек взорвались, открыв свое содержимое, никто из их владельцев не заявил об «обмане».

Вернемся в Екатерине Деготь и ее оценке критериев искусства. Цитирую ее ответ: «Работа Пьеро Мандзони «Дерьмо художника» хранится в художественном музее и, следовательно, является искусством. «Дерьмо художника» является произведением искусства, а не дерьмом художника, поскольку в него вложены значительные интеллектуальные силы самого автора и тех сотен искусствоведов и философов, которые об этом писали и пишут. Не читав этого, понять это произведение (как и вообще современное искусство) невозможно. Критерии же (произведения искусства) такие: убедительность формы и глубина содержания, которое должно задевать и трогать интеллектуально или эмоционально. Если говорить совсем кратко, то произведение является хорошим, если оно тревожит и беспокоит (а не убаюкивает красотой и гармонией, например). Это все, разумеется, очень субъективно и иначе быть просто не может. Объективный критерий – это только цена или количество посетителей выставок, а следование ему приводит либо к коммерциализации искусства, либо к растворению его в массовой культуре. Поэтому для современного искусства так важен консенсус экспертного сообщества, который порой достигается только с годами».

То есть, следуя логике маститого искусствоведа, специалиста по современному искусству, не дело серой массы, обычных посетителей выставок и обывателей, судить об искусстве. Это задача искусствоведов, критиков и музейных работников. Они определяют критерии и определяют где есть титаническая работа ума и сил художника, а где, простите за прямоту, обычные фекалии. Тезис, прямо скажем, не бесспорный.

Для чего вообще человек занимается творчеством? Зачем он пытается запечатлеть на холст, облечь в слова или звуки то, что он видит вокруг себя, что чувствует и переживает? С тех самых пор, как Бог сотворил человека Он вложил в него стремление к творчеству - к созидающему, создающему творчеству. Человека не удовлетворяет просто сказать: «Какой красивый закат!» Ему хочется передать все краски, гармонию того, что он видел. И появляются картины, симфонии, песни, поэмы, эпосы.

Мы восхищаемся языком литературных произведений, уникальной манерой художника, так странно передающего свое собственное настроение. Иногда произведения нам созвучны. Это я бы назвал явлением резонанса, когда наша музыка становится частью симфонии в исполнении другого человека. Иногда произведения других нам не созвучны и вместо симфонии мы слышим лишь какофонию, набор случайных звуков, образов, слов. Это скорее диссонансное ощущение. Не факт, что в этом звучании нет гармонии, просто мы на разных тонах и частотах это чувствуем и ощущаем.

У каждого из нас есть естественная потребность в творчестве, в том, что заложено в нас Богом. Мы хотим рассказать о том, что видим и получаются строчки, которые выражают всю симфонию наших переживаний. Поэтому нас так ранит, что вместо резонанса у другого человека возникает диссонанс. И мы слышим в ответ: «Боже, какая чушь!» Но ведь это так важно для нас, чтобы другой почувствовал, пропустил через себя, не поторопился вынести свой скорый суд, попытался взглянуть чуть дальше своих ботинок. Но истина состоит в том, что когда нас так сильно ранят мы становимся способными не ранить другого в подобные моменты. Быть чуткими к творчеству другого нам помогают лишь наши собственные переживания чужой черствости.

А научиться понимать творческий мир другого человека, быть чутким к звукам его музыки очень сложно. Нужно постоянно настраивать свой собственный инструмент не отдельно от всех, а в общей тональности. Это действительно очень сложно. Вы когда-нибудь были на музыкальном сейшене? Когда на импровизации один музыкант начинает играть мелодию, а другой ее подхватывает и продолжает. Кажется так легко играть импровизацию, а на самом деле это одно из самых сложных в музыке упражнений. Потому что нужно научится слышать другого, уважать другого, понимать его творческий мир.

И сколько существует искусство - столько существует и провокация. В чем ее роль? Зачем вообще использовать метод провокации? Директор Государственного Эрмитажа, декан восточного факультета СпбГУ Михаил Борисович Пиотровский в своей статье «Искусство провокации» по-моему очень верно замечает: «Но и искусство провокативно. Для современного искусства это характерная черта. Так было всегда. «Черный квадрат» Малевича – художественная провокация. Импрессионисты, фовисты и многие другие художники сознательно шли на скандал. Музейные люди сталкивались с провокациями давно. Известен манифест Маринетти и русских футуристов: уничтожим музеи, это помойки, кладбища... Между прочим, и продажи картин из отечественных музеев на Запад были связаны с этой идеей. Классическое искусство барахло, если за рубежом его ценят, пусть платят деньги. У нас есть передовое, авангардное искусство. По поводу возвращения эрмитажных картин из Москвы комиссар при Эрмитаже Николай Пунин сказал: хорошо, что вернулись, но они никому не нужны. Музейщики относились к таким выступлениям спокойно: вы делаете свое дело, мы свое, а там посмотрим. Повторю, провокация, которая оскорбляет людей, выходит за пределы искусства. Можно смеяться, можно протестовать, нельзя оскорблять».

На самом деле нужно действительно внимательно изучать современное искусство. Культура — это лакмусовая бумажка общества, показывающая самые проблемные и болезненные его зоны. Провокация – это действие, известное с древних времен, его цель – вызвать ответную, часто весьма эмоциональную, реакцию. Как правило, провокация зарождается искусственно и чаще всего агрессивна. Активнее всего она применяется в маркетинге, политике, юриспруденции и в военных стратегиях. В искусстве же провокация имеет не менее агрессивное, но немного иное предназначение. Ее цель – пробудить не только гнев, возмущение, но часто сочувствие, иронию, самокритику, вызвать шок у аудитории. Дать ей информацию, которую долго не забудут, о которой хочется рассказать всем.

Но сама провокация не делает произведение талантливым или не говорит о бездарности художника. Это метод привлечения внимания общественности. Давайте задумаемся почему сегодня искусству вообще понадобилось быть провокационным. Но как установить границы этой провокации и есть ли они вообще, эти границы?

На этот вопрос каждый должен ответить сам. Можно ссылаться на экспертное сообщество, музейных работников и критиков, но на самом деле именно зритель, слушатель, читатель является тем, к кому обращается художник. Ведь для творца главное вступить через свое произведение в диалог с другим человеком, показать ему то, что тревожит, о чем думает, не может успокоиться. Вот это беспокойство и приводит человека к холсту, заставляет мучиться пока работа не будет завершена, и поэтому так важно, чтобы ее кто-то увидел, понял, был эмоционально затронут.

Провокация — это та шелуха, которую уберет время. Если в самом произведении искусства ничего, кроме провокативности не останется, то оно со временем превратится в груду ничего не значащих черепков, кусок старой ткани с блеклыми тенями прошлого. Каким уже сейчас, спустя всего лишь два года спустя, стал бедный экспонат скандальной «выставки» «Упоротый лис». Не важно то, в какой одежде выходит к зрителю Гамлет — в одежде ли Датского принца или джинсах, важно то касаются ли слова, им произнесенные, зрителя, вызывают ли они сопричастность, боль, сочувствие, заставляют ли задуматься. Или форма настолько отталкивает, что погребает под своим эпатажем содержание, так и не достигнув человеческого сердца.

Захотелось бы, например, вам, чтобы собеседник оскорблял вас, аргументируя это тем, что лишь пытался привлечь ваше внимание? Ведь искусство — это всегда диалог, а диалог подразумевает две стороны разговора. И часто быть зрителем, читателем и слушателем не меньшее искусство, требующее подготовки, вдумчивости и интеллектуальной работы, нежели мастерство художника. И провокация в этом, увы, не помощник.

Именно поэтому для меня всегда отрадно, когда современное искусство затрагивает вопросы духовности, даже если взгляды художника противоположны моим собственным. Американский драматург Юджин О'Нил сформулировал это очень лаконично и точно: «Драматическое искусство, не сосредоточенное на отношениях человека и Бога, лишено всякого интереса». Ведь произведение искусства — это приглашение к диалогу. Это похоже на дорожное знакомство, когда ты не знаешь как завести разговор с попутчиком, обращаешь внимание на книгу, которую он читает, и пытаешься найти с ним первый контакт. У вас могут быть разные взгляды на жизнь и разное мировоззрение, но в диалоге главное уметь услышать другого человека, отсеять шелуху и добраться до самой сути. Когда все наносное уходит, приходит ясность и честность, если современный человек еще может позволить себе такую роскошь. И вот в этой честности, в самом центре дискуссии ты понимаешь, что о чем бы человек не пытался говорить и чтобы не пытался делать, он рано или поздно обратиться с самому важному для себя вопросу. И к нему нужно быть готовым. И искусство тут не противник, а союзник в диалоге.