Секта: страсти и аргументы

Критический анализ понятия «секта»: философско-религиоведческий аспект

О содержании понятия «секта» и о природе сектантства, как общего понятия, написано и пишется очень много. Эта тема остаётся для современного научного религиоведения и обыденного религиозного сознания одной из наиболее дискуссионных. Спорность данного понятия тесно связана с проблемой свободы совести, особенно в нашей стране, почти не имеющей исторической традиции гражданского общества и правового государства. Во многих СМИ, особенно в интернете, граждане и общественные, религиозные деятели активно включены в дискуссии вокруг этого понятия. Уровень информации большинства источников, однако, чаще всего остаётся за гранью научных представлений. Обычно это понятие активно используется в идеологической борьбе различных религиозных организаций и в основном выполняет роль оскорбительного ярлыка, призванного дискредитировать в глазах обывателя своего идеологического оппонента. Однако нет необходимости рассматривать недостатки каждого из подобных определений, некоторые из них крайне субъективны и абсурдны. Большинство этих определений не могут содержать такого критерия, который бы исключил двусмысленности или даже многосмысленности этого понятия. Это и обеспечивает основания для идеологических спекуляций, направленных на оскорбление чувств оппонентов. Такое положение перечёркивает научную ценность подобных определений и делает их недопустимыми, ибо посягает на достоинство человека и соответственно на его свободу. Рассмотрим лишь одно из таких определений. Долгое время секта понималась, как религиозная группа, отколовшаяся от господствующей церкви[i]. В данном определении можно выделить следующие недостатки:

1. Понятие «секта» обосновывается в зависимости от другого подобного по смыслу понятия «церковь», что его лексически ограничивает.

2. Данное определение не выражает никаких качественных характеристик, с помощью которых понятие можно было бы представить ясно, недвусмысленно, рационально. Отсутствие признаков, непосредственно характеризующих это понятие, предающих ему уникальное смысловое содержание, превращает данное определение в нечто напоминающее подобное: «день – это не ночь».

3. Данное определение ограничено субъективным подходом его автора. Само собой такого определения не дадут те, кто принадлежит к т. н. «сектам», а представителям т. н. «церквей» это определение даёт основания для чувства корпоративного превосходства.

4. Определение не лишено эмоциональной замкнутости, ориентированной на негативное восприятие предмета. Секта, как здесь просматривается, есть нечто определённо отрицательное, непременно приносящее только негативное в социум. В сущности, это понятие находится в той же плоскости, что и «плохой - хороший», «нормальный - ненормальный» и т. п. Всё это – повод для дискриминации человека по религиозному признаку, которую всегда можно политически «обосновать» и расширить область применения на всех, кто «не с нами». Человеческим ассоциациям свойственно противостояние, разно уровневый антагонизм, конкуренция, борьба[ii]. Это естественная среда существования различных объединений. В обострении отношений далеко не всегда виновато меньшинство. Но, именно «сильные» превращают эту борьбу в средство морального унижения. Обстоятельную оценку социокультурного и межконфессионального антагонизма и межкорпоративной борьбы даёт в своей статье Волков В. Н.[iii]. В его статье показаны основные источники и направления идеологической борьбы в современном российском обществе, предложено общее направление выхода из состояния войны «всех против всех». Этим направлением должно стать укрепление и развитие общественной толерантности, как наиболее гуманистического принципа построения межличностных и межкорпоративных отношений. Исключительную роль в этом может и должно играть государство, как институт, возвышающийся «над частными интересами различных социальных групп»[iv]. Как далее пишет В. М. Власова, что это осуществляется поиском формулы компромисса между сторонами конфликта, предлагая или навязывая её. В межконфессиональных конфликтах и спорах это должен быть именно компромисс, а не диктат, утверждающий право одной стороны в ущерб другой.

Само обоснование понятия «секта» в зависимости от таких предикатов, как «отколоться» и «господствующая церковь» очень уязвимы. Рассмотрим две конфессии, такие как «меннониты» и «Русская православная церковь». Традиционно первые понимались не иначе как «секта», однако данному определению это не соответствовало. Прежде всего, меннониты никогда не принадлежали ни к какой «господствующей церкви» и соответственно ни от кого не «откалывались». Как самостоятельная религиозная организация они оформились в середине XVI века из разрозненных общин анабаптистов, которые в свою очередь так же никогда не принадлежали ни к какой «господствующей» церкви, а разошлись во взглядах с У. Цвингли ещё на заре Реформации. Впоследствии последователи Цвингли сформировали под руководством Ж. Кальвина реформатскую, больше известную как кальвинистскую церковь, без участия анабаптистов. Она стала тем, что можно назвать «господствующей церковью», но если анабаптисты, а тем более менониты к ней никогда не принадлежали и соответственно никогда от неё не откалывались, то и не являются сектой по данному пониманию. Теперь о той, кто именует церковью только себя, РПЦ МП. Как православная, она откололась от господствующей Всемирной (католической) церкви в 1054 году. Впоследствии её последователи учинили ещё, как минимум, один раскол, отделившись от традиционного православия в лице старообрядчества, в 1666-1667 гг. Из этого должно следовать, что православная церковь и особенно РПЦ МП является подлинной сектой. Следовательно, данное определение, как и остальные подобные, поверхностно, нелогично и не соответствует действительности.

В русской религиозной философии понятие «сектант» чаще всего отождествляется с понятием «фанатик». Это отождествление не религиоведческое и не церковно-догматическое, а более всего психологическое. Оно не привязывает эти понятия к конкретным деноминациям, а к отдельным личностям, живущим узкими, корпоративными интересами, противопоставляющим членов корпорации чужакам. Дихотомия «свой-чужой», как это ясно представлено в статье В. Н. Волкова[v], присуща многим человеческим объединениям на протяжении истории. Она становится определяющей поведение для людей склонных к подобному фанатизму. Описывая тождество «фанатик = сектант», известный деятель РПЦ за рубежом архиеп. Сан-Франциский Иоанн (Шаховский) подчёркивал, что признаки психологии и этологии «сектантской ограниченности» (фанатизм, догматизм, рациональная узость и т.п.) часто очень характерны для православного, традиционно рассматривающего себя, как не сектанта. Подобными впечатлениями о православной ограниченности, как сектантском признаке, говорил в своих воспоминаниях о. А. Мень[vi]. В творчестве В. С. Соловьёва и Н. А. Бердяева также можно увидеть подобный «философский подход». Так Соловьёв в письме Розанову признаётся, что он «далёк от ограниченности латинской, как и от ограниченности византийской или аугсбургской, или женевской» и что его «религия Св. Духа шире и вместе с тем содержательнее всех отдельных религий [vii]. Ограниченность, о которой здесь говорится, надо понимать как исключительный корпоративный эгоизм и фанатизм, описанный в статье Шаховского, который противопоставляя православие сектантству, говорит о православии не о доминационном, а духовно-нравственном, «внутреннем». Создавая образ подобного «сектанта», о. Иоанн перечисляет черты фанатика – узко мыслящего, агрессивного, надменного человека[viii]. Он фактически признаёт, что Церковью можно называть лишь всемирную христианскую церковь, а ксенофобию следует относить к признакам сектантства.

В. С. Соловьёвым также Христианская церковь признаётся, как единый или общий духовный организм, который должен образовать вселенскую теократию, а отдельные конфессии именуются церквями номинально. Соловьёв не имеет склонности к частому использованию понятия «секта» или использования его в негативно-эмоциональным смысле. Н. А. Бердяев тоже обращается к этой проблеме в ряде статей с общехристианских позиций. Он пишет, что есть различие между православием, которое является вселенской церковью и православием, как конфессией, «на которой неизбежно лежит печать человеческой ограниченности»[ix]. Желаниепринадлежать к конкретной конфессии не должно препятствовать критичному взгляду на её недостатки или преступления. Он также разделял идею о том, что Церковью является Вселенская, объединяющая всех христиан, независимо от конфессии, и даже там, где он называет её «православной», подразумевает под этим не конфессию, как таковую, а мировое христианство, соединяющее верующих мистически. В его христианстве главное – не догмы и обряды, а свобода и любовь. Это понимание присутствует в следующих статьях: «О фанатизме, ортодоксии и истине», «Гасители духа», частично «Ортодоксия и человечность» и «Существует ли в Православии свобода мысли и совести? (В защиту Г. Федотова)». Он не склонен часто использовать понятия «церковь» и «секта», особенно в антагонистическом значении. И Бердяев, и Соловьёв в ряде работ отмечали проявление сектантского духа (духа корпоративной узости и мракобесия) в православии. Их сочинения не содержат таких выражений, как «католическая ересь» или «лютеранская секта». Недостатком такого понимания Церкви как Вселенской Христианской, а сект, как отдельных деноминаций, следует считать его узкую применимость. Он применим только к христианству и привязан к экуменизму, как к идеологии.

Во многих западных источниках[x] принято заменять понятие «секта» понятием «культ». Это косвенно подтверждает, что применение понятия «секта» сопряжено с негативно-оценочным отношением. Но всё же механическая замена терминов не приведёт к изменению отношения к предмету. В отечественном религиоведении принято под культом понимать совокупность действий, представляющих собой акт поклонения и имеющих сакральный смысл, осуществляемых различными религиозными лидерами, признаваемыми в данной религиозной ассоциации. Так понятие «культ» представляет собой лишь часть понятия «религия». Кроме того, понятие «секта» в отечественной науке принято переносить и на нерелигиозные идеологии, культ же можно отнести только к религиозным группам.

Современное применение понятия «секта» из узконаучного или даже религиозно-догматического трансформируется в обыденное. В бытовом сознании это понятие приобретает уничижительный оттенок. Его использование часто сопряжено с негативными ассоциациями чего-то чуждого, враждебного, асоциального. Конформистский страх перед нонконформизмом различные общественные и политические силы склонны нагнетать, усугубляя массовую сектофобию различными мифологемами, особенно о психологическом и др. видах насилия. Часто частные преступления адептов или индивидуальные непривлекательные особенности внешнего вида, поведения или характера лидеров движения становятся клеше для всех их единоверцев. Подобная демонизация понятия обусловила необходимость ограничения его использования в научном религиоведении. Так, проф. И. Я. Кантеров подчёркивает релятивность понятия «секта» наряду с другими аналогами. Выявляя недостатки каждого из них, он подчёркивает «религиозное сектантство – многомерный феномен, которому свойственны характеристики и признаки, ускользающие от придерживающегося традиционного для Запада понимания сект»[xi]. И действительно, в последнее время различные современные религии ломают устоявшиеся рамки терминологии. Уже число мировых религий ставится некоторыми учёными под сомнение. В англоязычной научной литературе понятие «культ» постепенно вытесняется новым, более нейтральным понятием «New Religious Movement» (NRM). Аналогичные процессы проходят и в отечественном религиоведении, где понятие «секта» замещается российским аналогом понятия NRM – «новые религиозные движения» (НРД). Многие из таких движений не могут быть отнесены к понятию «секта» по причине того, что не вмещаются в рамки предлагаемых определений. В создание новых религиозных идеологий сейчас включаются самые различные источники, и часто такие классические, как откровение, мистика, магия и т. д. отходят на второй план. Появляются религии порождённые наркотиками (религиозно-этическая эклектика движения хиппи и др.), музыкой (религия почитателей «пророческого дара» Боба Марли – «Джа» и др.), «наукой» («Христианская наука», Сайентология, уфология и др.), и даже более экзотические сосредоточенные около целей политики, произведений литературы, кумиров театра и кино, известных спортсменов и т.д. Подобные изменения делают традиционную типологию бессмысленной и однобокой. Применение термина секта становится больше делом привычки, чем целесообразности. Е. Н. Васильева[xii], описывая исследовательский опыт Э. Гуда, отмечает, что, по его мнению, традиционная типология «церковь-секта» безнадёжно устарела и «вообще, не способна что-либо объяснить». Анализируя три основные характеристики[xiii] классической типологии религиозных организаций, Э. Гуд пришёл к выводу в её полной научной бесполезности, т. к. большинства предикатов, используемых в определениях «секты» или «церкви», которые «является просто сериями эмпирически связанных характеристик»[xiv]. Некоторые из них справедливы лишь «для одного времени и места, но становятся непригодными в изменившихся условиях»[xv].

Продолжение следует...