Богоявление в «Криминальном чтиве»? Образы искупления в творчестве Квентина Тарантино

«Я никогда не говорил: «Я напишу историю
искупления». Но я пишу большую историю со многими
персонажами и вплетаю в неё искупление. И оно в конце
концов выйдет наружу, потому что я по-настоящему в
него верю.» (Квентин Тарантино)

Неожиданное присутствие темы искупления можно заметить и в первом фильме Тарантино «Бешенные псы» в отношениях мистера Белого и мистера Оранжевого. Отцовская забота и самоотверженность мистера Белого производит в мистере Оранжевом желание открыть правду, пусть и ценой жизни. Мы не видим, чем закончилась эта история (только слышим и догадываемся), но кроме разнообразных разговоров, истории ограбления банка и взаимоотношений между грабителями, мы видим нечто уникальное, некие внезапные доверительные отношения, которые заставляют людей идти против своих обычных ценностей. Мистер Белый ставит на кон всё ради спасения мистера Оранжевого, и тот воздаёт ему единственным, чем может – правдой. Этот поворот сюжета одновременно трагичен и прекрасен. Тема преображения героя (в заботе о ближнем) играет немаловажную роль в повествовании.

Многие отмечают, что почти вся история «Криминального чтива» построена вокруг темы искупления, и даже переживания богоявления.¹ И действительно, хотя повествование начинается с бытовых разговоров и гангстерских «разборок» оно внезапно приобретает тон повествования о милости, преображении и удивлении Богу. Сначала Бутч проявляет сострадание безжалостному криминальному авторитету Марселасу, спасая его от банды извращенцев. Бутч получает от него прощение и свободу, хотя до происшествия они были готовы убить друг друга. Бутч очень символично готов переступить через порог, оставив своего врага на «растерзание», но принимает решение, на свой страх и риск, помочь Марселасу. Внезапно, среди развращения и злобы он вносит своим решением милость и заботу.

Конечно же, самой яркой историей искупления в «Криминальном чтиве» является история Джулса и Винсента, которые в начале фильма едут отбирать ценности своего босса Марселаса и наказывать его должников. Печальная и никак не связанная с Богом и чем-то возвышенным история внезапно превращается в чудо и, по сути, в богословские размышления. После того, как молодой человек выстреливает обойму в стоящих в нескольких метрах Джулса и Винсента они замечают, что ни одна пуля не задела даже их одежду, хотя стена вся усеяна отверстиями от пуль. Джулс уверен в том, что «Бог спустился и остановил пули…», в то, что произошло чудо (как Божественное вмешательство). Винсент уверен в том, что это просто удачная случайность, а Джулс решает в этот же день завязать со своими гангстерскими занятиями. По вине Винсента они попадают в переделку и заканчивают в местной закусочной, где продолжают разговор о чуде. «Чудо – деяние Божье…. когда Бог делает невозможное возможным» - говорит Винсент, но он не верит в то, что их спасение было чудом. Джулс же говорит, что ему не важно можно ли доказать, или опровергнуть случившееся, как чудо, но то, что он пережил прикосновение Бога, Его присутствие. «Я не могу стать прежним» - говорит Джулс, а Винсент видит в его решении желание стать бомжем, отказ от нормальной жизни, глупую причуду. Затем внезапное ограбление вносит новый вызов в их жизнь, но в этот раз Джулс не убивает неудачливых грабителей, а отдаёт им 1500 долларов «покупая» их жизни у самого себя, осознавая свою испорченность и пытаясь позволить благодати, которая коснулась его распространиться дальше. «Криминальное чтиво» построено не линейно, скорее тематически, что ещё провокационней, это то, что на протяжении фильма мы узнаём героев с разных сторон. Интересно то, что Тарантино заканчивает фильм богословскими вопросами и актом милости, и, по сути, обращения Джулса к Богу (и не страшно, что он цитирует несуществующий стих из пророка Иеремии). Также интересно, что скептически настроенный Винсент на протяжении фильма показывает себя не с лучшей стороны, грубя и создавая проблемы, и заканчивает свою жизнь он печально, хотя и насмехался над решением Джулса и его «встречей с Богом».

В фильме «Джеки Браун» Тарантино снова рисует картину описывающую жизнь «низов». В этом фильме главная героиня, будучи сорокалетней стюардессой со сроком в тюрьме за плечами, работает курьером на местного торговца оружием, но сама желает просто жить нормальной жизнью. Джеки находится в безвыходном положении, но его ухудшает то, что полиция находит у неё деньги, которые она переправляла боссу и пакетик с наркотиками (который положили в сумку втайне от неё). Теперь Джеки стоит перед выбором, либо сидеть в тюрьме по не совсем корректному обвинению, либо погибнуть от рук подозрительного босса, который боится за свои деньги, то есть ситуация становится ещё хуже. И именно в этот момент в истории появляется личность, которая способна на безусловную любовь – Макс. Макс – это образ благодати в повествовании. Конечно, ему нравится Джеки, и более того, он влюбился в неё с первого взгляда, но его отношения с ней вполне бескорыстные, и более того он готов рисковать своим статусом и жизнью ради неё. Макс являет собой чудо, он приходит в безысходность жизни Джеки и дарит ей новое начало, не требуя ничего взамен.

Таким образом «Джеки Браун» это история об ущербных людях, которых олицетворяет Орделл Роби и его окружение (Мелани, Луис и Бомон), и о человеке, приносящем искупление (в прямом и переносном смысле), – Максе. Мелани абсолютно поглощена собой, она презирает всех и считает себя лучшей. Луис просто плывёт по течению, он пассивен и единственное что он делает по своей инициативе – убийство Мелани, которое, по сути, является глупым проявлением ярости, приводящем к печальному концу и его. Бомон беспринципен и слаб и очень быстро «сдаёт» всех участников банды. Все «негативные» персонажи из окружения Орделла и сам Орделл погибают на протяжении фильма. На фоне этого «спасение» Джеки Максом выглядит ещё ярче, она покидает своё «рабство» и отправляется путешествовать по миру. И это становится возможным благодаря Максу, который заплатил за неё залог и освободил её из тюрьмы (Тарантино использует этот образ, расширяя масштаб до размера всей жизни Джеки, и заканчивает тем, что она начинает новую жизнь).

В дилогии «Убить Билла» Тарантино не касается темы искупления на прямую, скорее он показывает драму главной героини, которая не только мстит своим бывшим коллегам, но и преодолевает своё прошлое, ради надежды на новое будущее с дочерью. «Чёрная мамба»/«невеста» является главным своим врагом, и хотя ей кажется, что она преодолевает неприятелей, она преодолевает саму себя. Последний диалог с Биллом говорит о многом. Она убийца, который пытается уничтожить своё прошлое, и её путь это не только внешний путь, но и внутренний (в процессе которого она «воскресает» и открывается для новой жизни). Но не следует ожидать от этого ильма многого, он всё же в первую очередь большой эксперимент и визуальный графоманский китч.

«Бесславные ублюдки» и «Джанго освобождённый» являют собой псевдо-исторические повествования «воздаяния». Тарантино с большой долей иронии делает еврейский отряд под предводительством Альдо Рейна страшнее и кровожаднее, чем немцев, которых они убивают и калечат. Даже «злой» Ханс Ланда выглядит скорее привлекательно, чем устрашающе. Месть нацистам принимает гротескный и китч вид, её совершают еврейка и чернокожий, что может быть ироничней. Сам Квентин признал, что «сладостность» расстрела нацистов в принятии израильской аудиторией его скорее шокировала, но он был рад тому, что немцы смотрели фильм расслабившись, без чувства вины.² Тарантино создаёт своего рода тест, он меняет «полярности», подменяя традиционные места «правильных» и «злых» персонажей, что зрители часто игнорируют, либо принимают как бессмысленность и акцент на насилии. И «Бесславные ублюдки» и «Джанго освобождённый» не просто рассказывают историю, они играют с ожиданиями зрителя. Можно сказать, они провоцируют зрителя проявить свои предубеждения, пред-ожидания. На самом деле Тарантино создаёт скрытую провокацию, он показывает ювелирно тонкую грань разделяющую добро и зло. Добро и зло очень часто ассоциируют с банальными штампам (например, нашивкой СС, или чёрным рабом), и он стимулирует наши чувства к внимательности. Оба фильма двойственные, они как будто сеансы терапии для угнетателей и тесты на кровожадность угнетённых, и тонко накладывают обе категории людей друг на друга.

Тем не менее, можно отметить один важный образ искупления в фильме «Джанго освобождённый», и это, конечно же, личность доктора Кинга Шульца. Шульц в прямом смысле освобождает Джанго от рабства, делает его равным себе и помогает освободить его жену. Он сам видит в их предприятии спасения Брумгильды отсылку к истории Зигфрида и его победе над драконом. Но в «Кольце нибелунгов» Зигфрид гибнет, а Джанго – нет. Доктор Шульц совсем не ангел (он охотник за головами, в конце концов), но в нём есть любовь и забота, и более того – способность жертвовать. Именно его личность привносит в неутешительную историю свет надежды и делает фильм человечным (насколько это можно сказать о творчестве Тарантино).

Квентин Тарантино опять нарисовал двойственную картину, в которой есть место искуплению, почти в стиле «Let my people go…», но в то же время есть здравая китч-самокритичность (ведь главный негодяй совсем не Кэнди, а чернокожий «серый кардинал» Стивен). Зигфрид/Джанго не погиб, погиб доктор (он становится, почти заместительной жертвой), дракон-Кэнди побеждён, но «изрыгает огонь» не он, а сам Джанго (его «победа» так же двойственна, как и победа в «Бесславных ублюдках»). Хотя фильм заканчивается на мажорной ноте, он не так однозначен, как может показаться. Без Шульца не было бы ни Джанго, ни его воссоединения с Брумгильдой, главный герой – доктор (это и на вручении «Оскаров» заметили).

Тарантино не такой циничный простак от киноиндустрии, как многим кажется. Возможно, он не Шекспир, но и не совсем тривиальный режиссёр. Ему не чужды темы спасения и искупления, даже если они ловко прячутся за визуальным трэшем и сомнительными шутками (он же говорил, что не любит показывать серьёзное прямо, в лоб). Возможно, нашему времени и нужен такой «консервативный» Тарантино, способный говорить простые истины непростым постмодерным языком и привлекающий новых людей к старым ценностям. Тарантино, это как Джек Керуак и Том Уэйтс в кино, они говорят уличным, подзаборным языком, но говорят с некой силой и иногда в этом языке проскальзывает Вечность. Тарантино творит кино-притчи, кому дано да вместит.

Хотелось бы закончить это размышление высказыванием Эмира Кустурицы:

«Наш с вами современный мир не позволяет режиссерам утверждать христианское кино – не позволяет настаивать на жизнеспособности своего художественного метода. И в результате мы в лучшем случае видим в кино только фрагменты христианства – какие-то намеки, образы, полутона. Кстати, появляются они у режиссеров далеко не всегда осознанно.»³

1 Александр Ткаченко, Тарантино и чудо (6.09.2013), http://www.foma.ru/tarantino-i-chudo.html
2 Jordana Horn, Exclusive: Quentin Tarantino on the Basterds Prequel, Another Forthcoming Film, and IsraeliVersus German Audiences, (22.09.2013.) http://www.vulture.com/2009/12/exclusive_quentin_tarantino_on.html
3 Константин Мацан, Кино должно исцелять души. Встреча с Эмиром Кустурицей, (22.09.2013.)http://www.taday.ru/text/91364.html

Фото plitkar.com.ua