Рецензия на книгу Юргена Мольтмана "Человек"

Мольтман Юрген. Человек. / Пер. с нем.
(Серия «Современное богословие»). – М.: Издательство ББИ, 2013.

«Город – это люди, а не стены»
Фукидид (История, VII, 77, 7)

Культура, цивилизация, прогресс, духовность, - все эти понятия не существуют, не имеют смысла без главного «атома», из которого, если позволено будет так выразиться, они сотканы. Человек. Этим словом сказано очень многое и равным образом не сказано ничего. Человек – мерило всех вещей и разменная монета в их создании.

В 1902 году, до первой мировой войны, в пьесе М.Горького бесчестный картежник Сатин в пьяном, но искреннем оптимизме восклицает: «… Человек – свободен… Человек! Это великолепно! Это … звучит гордо!». Современник Горького в 1943 году, в разгар второй мировой войны, К.С. Льюис тревожно предупреждает: «Человек отменяется».

В 1971 году, через 26 лет после окончания второй мировой войны, Юрген Мольтман (ее участник и побежденный) вновь решается поднять «проблему человека». Именно решается, поскольку нет более сложного и бесконечного пути, чем познание человеком себя. Но все события истории, которая еще так недавно была современностью, все трагедии: личные и общественные, по-новому ставят актуальность этой проблемы - «Человек», как и назвал Мольтман свою книгу, и уровень притязаний названия соответствует насыщенности ее содержания.

Автор ставит перед собой сложную задачу: кратко сформулировать проблематику, описывающую сущность конфликта, затрагивающего «достоинство человека и смысл существования человеческого общества»1. Обращение к антропологии на стыке биологических и социальных наук напоминает посыл Эразма Роттердамского о примате нравственной природы человечности над физической («Жалоба мира» М. Советская Россия, 1991).

Здесь следует сделать важное замечание, которое необходимо для понимания всей книги. Автор сам не претендует на беспристрастность и не ждет ее от читателя. Человек для него – судебный случай, где каждый выбирает на какой стороне ему находиться, на стороне защиты или обвинения. Поэтому эта книга – не портрет, а скорее размышления для этюдов портрета человека (который сам по себе невозможен). Она не отвечает полноценно на все вопросы, которые в ней поставлены. Читатель сам должен ответить на них для себя исходя из своей позиции, отталкиваясь от себя, как объекта и субъекта исследования одновременно. Человек – это тот, кто ставит вопросы, которые к нему же и обращены.

Отправной точкой рассуждений Юргена Мольтмана являются три вопроса: Что есть человек? Кто мы? Где нахожусь я сам?

Первый вопрос – вопрос-сравнение. Сравнение проводится в трех плоскостях или по трем векторам, направленным (очень условно) вниз, по горизонтали и вверх. Вектор вниз указывает на ответ исходя из сравнения человека с животным, горизонтальный вектор – из сравнения с другими людьми, вектор вверх – из сравнения человека с божеством.

Продолжение культурной антропологии – сравнение человека с человеком. Человек, живущий среди других людей, задает вопрос: «Что есть человек?» на другом уровне. Контекст этого вопроса – жизнь среди «своих» и отношение к «чужим» – по религии, расе, культуре, собственности и т.д. И если до этого Юрген Мольтман предстает перед нами только как философ, то теперь понемногу начинает раскрываться как богослов. «Надежда на пришествие Царства Божьего объединяет все индивидуальные судьбы людей и истории народов во всемирную историю»2.

Для Мольтмана важны корни современной культурной антропологии и ее перспективы с точки зрения человека, как творца и творения культуры. Границы культурной антропологии подводят нас к взгляду вдоль третьего вектора сравнения, вектора, направленного вверх, к Богу.

Здесь Мольтман прежде всего богослов, рассуждающий о назначении и судьбе человека, рассматривающий религиозные антропологии и их выражение в богословии, метафизике и поэзии. Человек перед Богом - совсем не то, что человек перед животными и перед другими людьми. И вопрос «Что есть человек?» вновь поднимается на новый уровень. Теперь его ставит не только человек перед собой, перед ним этот вопрос ставит Бог. И познание человеком самого себя в этом случае неразрывно связано с откровением Бога. Бог открывается человеку в ответ на вопрос «Кто я?». Это не парадокс, Мольтман подробно останавливается на бытии, как перспективе быть в общении с Богом. Вслед за К.С. Льюисом, написавшим «Пока мы лиц не обрели», он утверждает обретение нового лица человеком, живущим в своей истории, живущим в ней с Богом.

Новый Завет являет драматическую кульминацию вопроса «Что есть человек?», указывающую на Иисуса из Назарета, познание Которого необходимо для познания себя. В данном контексте Мольтман говорит о Сыне Человеческом и практическом значении этого титула Иисуса для греховного человека. Бог открывается через Него, как человеческий Бог. Распятый Иисус, его раны и его страдания – ключевая, необходимая реальность, объединяющая всех людей в нечто общее, что является истинным человеком. «Христианская антропология есть антропология распятого Господа»3.

В главе «Гуманизм в индустриальном обществе» Юрген Мольтман уделяет внимание проблемам человечества в социальной и политической сферах. Человек и окружающая его среда, включающая не столько природу, сколько технико-экономическое окружение человека, взаимодействуют, влияя друг на друга.

Особого внимания, без сомнения, заслуживают рассуждения автора о возникновении технологического хилиазма и переходе к апокалиптизму технологии, которые посредством прогресса и специализации неузнаваемо изменили человека. В этих рассуждениях находится место Фалесу, пифагорейцам, гностикам и даже хиппи и битникам и другим направлениям, мотивированным на бунт не экономически, а морально. «Сад иррациональной мистики вырастает на почве рационалистического просвещения»4. Как неотъемлемую часть и одновременно протестную реакцию на вызовы индустриального общества автор рассматривает социальный романтизм.

Социальная составляющая в богословии Мольтмана ожидаемо занимает важное место. Социальный романтизм, пассивная оппозиция текущим процессам в виде «внутренней эмиграции», опыт утопического осмысления пути, – канва, на которой он искусно «вышивает» свое богословское видение проблематики ожидания будущего и места христианской надежды на Царство Божие.

Для нас, людей, заставших диалектический материализм и марксистско-ленинскую философию (пусть и на излете своего влияния), очень интересно было увидеть интерпретацию учения Маркса, в части его концепции отчуждения, богословом, тем более таким, как Юрген Мольтман. Здесь позиции автора небесспорны, но, безусловно, заслуживают внимания. Религия и марксизм говорят об антропологии, но совершенно по-разному. Глубоко и проницательно Мольтман показывает различие химеры атеистической утопии «тотального человека» и христианской надежды на «нового человека».

На этом фоне автор не оставляет без внимания и, так сказать, опасность справа, которая усиливается после поражения на левом фронте. Опасность эта не только и не столько внешняя по отношению к христианству, процесс перерождения религиозной компоненты одна из составляющей «самоубийства» буржуазного индустриального общества и морали.

Не оставил Мольтман без внимания и правовую сторону вопроса. Здесь он также проявляет себя в первую очередь как богослов, потом как философ, но не как правовед. Вопросы, которые он затрагивает, всегда были дискуссионными в теории права и государства. Достаточно сказать, что в качестве основного вопроса он определяет проблему справедливости правовой системы в каждом отдельном случае, считая, что именно она «вводит нас в антропологическую проблематику правового порядка»5. Идея объективного нравственного закона, идея естественных прав человека, идея общественного согласия, взаимодействие и борьба этих идей показывают главную трудность в их практическом осуществлении, заключающуюся в том, что этот идеал никак не связан с реальной исторической ситуацией людей, и истолкованы могут быть совершенно по-разному, в зависимости от исходной идеологии и предвидения будущего. Мольтман отводит христианству роль уникального регулятора, освобождающего, а не порабощающего закона, основанного на «опыте Христа» и любви, как категории закона.

Дальнейшее рассуждение автора подводит нас к осмыслению роли диалога и роли языка в существовании личности, когда одиночество человека противоречит самой сути его существования, а также соотношению индивидуальности и коллективизма, общества и общины. Раскрытие трудностей, к которым приводит личный гуманизм, а также реализация взаимоотношений «Я-Ты» – важный акцент книги.

Ирония, на которую обращает наше внимание Мольтман после рассуждений о «диалогической жизни», заключается в том, что в диалоге человек воспринимает другого человека не как человека, а как носителя определенного набора социальных и физиологических свойств, которые присущи не исключительно воспринимаемому человеку. Из этого делается ряд интересных замечаний о социальных отношениях, расщепленных на функции «плюралистических» людей. Можно сказать, что это рассуждения о роли и о конгруэнтности тотального человека человеку без свойств. Но и здесь мы видим автора как богослова надежды, который указывает выход из этого, казалось бы, тупика. Это его роль во взаимоотношениях читателя и текста, в описании отношений человека и его роли.

Кульминацией книги, без сомнения, является глава IV «Человек и Сын человеческий», главная мысль которой развивается, отталкиваясь от идеи Бога, как критики человека, к такому редкому дару, каким может обладать человек, дару который его меняет и дает новые возможности – к надежде в распятом Господе Иисусе Христе.

Книга небольшая, но предельно насыщенная. Каждая из проблем, зачастую «телеграфно» описанная автором, была объектом подробных дискуссий, нашедших отражение в тысячах больших и малых произведений различных авторов на всем протяжении письменной истории человечества. Поэтому не следует искать в книге чего-то совершенно нового, все уже было, но так, как автор ставит вопросы и как подходит к ответам на них, заслуживает внимания. Не на все вопросы Мольман отвечает (такую цель он не преследует), он даже не все их ставит, лишь обозначая канву размышлений. Нельзя не признать точную лаконичность в описании сложных предметов (некоторые выражения в этой книге так и просятся на роль афоризмов), но мысль как бы самопроизвольно просит продолжения, вступая в диалог с автором. Это как детектив, где роль читателя не только в разгадке сюжета, но и в деятельном участии в его построении. Краткость книги – ее достоинство и недостаток одновременно.

Рецензия - не место для полного изложения всех достоинств и недостатков произведения, и тем более его содержания, хотя, как видно из текста рецензии, удержаться от этого сложно, потому, думаю, читателю будет небезынтересно пройти весь путь рассуждений вместе с автором, как это сделал рецензент. Несмотря на то, что с момента написания книги прошло много лет, и мир действительно сильно изменился, книга воспринимается довольно актуально, хотя бы даже с позиции оценки дальновидности надежд и опасений автора.