Владимир Убейволк: Фольклор как часть национального богословия

Много было сказано на тему формирования национального богословия, много было написано. Чаще всего – с научной, академической точки зрения. Ведутся дебаты на тему – есть ли в постсоветских церквях свое собственное богословие? И, если есть, то, какое оно? Я намеренно использую термин «постсоветские церкви», так как это понятие включает в себя и церкви, находящиеся на территории бывшего СССР и церкви в эмиграции, так как, не смотря на то, что место жительства было изменено, ментальность (в первую очередь, я имею в виду – старшее и среднее поколение) осталась той же.

В данной заметке я не претендую на академичность своих высказываний и умозаключений. Наоборот – это будет своего рода «вульгата», изложение на простом языке, иногда даже – слишком простом. То, что я здесь изложу, является размышлениями, основанными на реальных событиях, беседах и наблюдениях.

Итак, есть ли у нас свое собственное богословие? Начну с одного разговора, который произошел у меня далеко за пределами моей страны. Дело было перед началом служения в одной из больших церквей. Я должен был там проповедовать. По обычаю, перед началом богослужения все проповедники собрались в офисе пастора для молитвы и обсуждения деталей программы. Нас там было человек около 25. Пока ждали всех, то здесь, то там возникали небольшие диалоги между сидящими рядом людьми. Такой диалог возник и между мной, человеком, который пригласил меня в эту церковь и еще одним братом, сидевшим с другой от меня стороны. Беседу начал незнакомец вопросом: «А, вы, брат – богослов?». Богословом я себя никогда не считал в полном смысле этого слова, поэтому ответ мой был примерно таким: «я преподаю некоторые богословские дисциплины».

- Ну и какое у вас богословие?

- Что вы имеете в виду? - насторожился я, ожидая, что сейчас начнутся дебаты по поводу кальвинизма, последнего времени, и других «острых» для некоторых церквей тем.

- Ну, на сколько глубоко ваше богословие? – спросил старец (я, кажется, не упомянул, что брату было лет эдак 70).

Меня этот вопрос еще больше насторожил, так как и старца не хотелось обижать, и хвалиться своим «глубоким богословием» как-то нескромно, но и признать свою «неглубокость» - тоже как-то несерьезно.

- Ну, - говорю, - стараемся изучать, насколько нам открывается, - очень «кругло» ответил я.

- Да уж, вот я помню себя еще мальчиком, когда в нашей церкви были старцы… вот они-то были настоящими богословами. Такие вопросы разбирали, что куда уж там молодым, - с ностальгией, как-то посапывая, изрек брат.

- Ну, например? - поинтересовался я.

- Ну, вот скажи, брат, а какое белье ты носишь? – последовал вопрос.

- Простите…???

- Вот видишь, не можешь сказать. А, ведь, наверняка, согрешаешь в этом вопросе. А братья, исследовав вопрос, пришли к выводу, что белье должно быть только льняным. И это – по Писанию. Вот так, братик, - завершил он свою речь, так как началось планирование богослужения.

Так и ушел я оттуда с вопросом, не имея возможности продолжить дискуссию позже. Мне этот диалог не давал покоя. И через пару дней я поделился им со своими друзьями уже из другой общины, не упоминая ни имени старца, ни деталей разговора. Мои друзья похохотали, и припомнили проповедь, сказанную в их церкви, в которой проповедник совершенно серьезно учил, что половой акт, продолжительностью дольше двух минут, является грехом сладострастия.

Еще позже, уже в другом месте, слышал о причинах запрета покупки и использования автомобилей Рено, так как знак автомобиля уж сильно кому-то напомнил женские органы. Из четвертого населенного пункта привезли фото стенда, висящего перед входом в церковь, на котором подробно описаны длина юбок у сестер, размер косынки, запреты на бижутерию и т.д. Еще в одной общине на членском собрании публично заставили «каяться» молодую девушку за то, что она спит в пижамных брюках, угрожая ей при этом, что «если бы пришел Христос этой ночью, Он бы тебя оставил на земле на мучения за твой грех». Еще один пастор на большом собрании заявил, что он ничего не поменяет в устройстве своей церкви, в ходе богослужения, в использовании той или иной музыки, даже если в церкви не останется ни одного молодого человека, даже если там останется всего лишь одна бабушка, потому что это – Евангелие.

Я, наверное, остановлюсь в перечислении своего списка, так как цитат и элементов таких учений у меня уже почти на целую брошюру набралось.

Что меня здесь пугает – так это не наличие таких вот дебатов и мнений. Это – нормально. Но, вот претензия на то, что это и есть – богословие, воля Божья и единственный правильный путь – это уже намного больше, чем просто мнение. Так случилось, что значительная часть постсоветского богословия складывалась в очень сложную историческую эпоху, во времена гонений, репрессий и всяческого давления на церковь извне. Как известно, во многих церквях лет 70 назад даже не у всех проповедников были свои собственные Библии. История рассказывает, что бывали случаи, когда Библию разрывали на части в буквальном смысле слова, на отдельные книги, а то и страницы. И читали по очереди эти фрагменты Писания, позже обмениваясь друг с другом. И никто сегодня не имеет права критиковать те времена или те подходы. Никто. Потому что люди жизни свои отдавали. В то же время, необходимо признать, что и богословие строилось вот так же – фрагментарно. И, это – не вина церкви того времени. Это – объективная реальность. Но, раз она – объективная, значит, у нее есть, как минимум несколько сторон. И одна из них – это то, что многое из богословия советского периода было смешано с народным фольклором, сказаниями старцев, народных преданий (один пример: «ровно столько, сколько вы здесь, на земле, проводите людей на похоронах на тот свет, столько вас в раю встретят» - цитата из проповеди пастора, мотивирующего людей приходить на похороны), элементов Православного богословия и так далее. В годы, когда гонения закончились, а доступа к образованию еще не было, все эти поверья как-то зафиксировались. Причем, одни и те же элементы можно встретить от Сибири до Молдовы, и дальше – за океаном. Будучи зафиксированными, они приобрели оттенки «неприкасаемости». К сожалению, попытки критически оценить тот опыт и форму богословствования, воспринимаются как нападки и неуважение к опыту предыдущих поколений. Могу сказать за себя, что моя мечта исполнить свое жизненное призвание так же верно, как его исполнило предыдущее поколение. Их призванием было – выстоять, выжить, донести Евангелие до нас. И они с этим справились достойно. Призвание мое (и как мне кажется многих других моих сверстников, а тем более – более молодого поколения) – осмыслить предыдущий опыт, перенять из него самое лучшее и применимое и в наше время, но и сформулировать ответы на вызовы нашего времени.

Фольклор хорош, когда его рассказывают детям на ночь, делятся им на фольклорных фестивалях, напевают его как песни. Но фольклор не имеет права претендовать на истину в последней инстанции, на непререкаемый авторитет. И здесь мы, к сожалению, продолжаем «устную традицию» наших предшественников. Не смотря на то, что есть люди, имеющие свою жизненную позицию или свое богословие, писать и публиковать его не многие отважились. Велик риск непринятия поколением, зафиксировавшим «фольклорное богословие».

Будем надеяться, что поколение, которому сейчас по 20-25, отважится на это. И еще больше хочется надеяться, что мы (под «мы» подразумевается поколение тех, кому сейчас 35-50) поможем им в этом, подготовим им почву. Дай Бог сил и мудрости принять их критическое осмысление наших действий и нашего «богословия».

Владимир Убейволк, специально для христианского информационно-просветительского портала словодлятебя.рф

Блог автора: vubeivolc.blogspot.com