Литургика и с чем ее едят

Один христианский автор приводит ироничный пример очень быстрого возникновения традиции даже в рамках протестантской церкви.

Однажды, пресвитериане построили церковное здание и организовали первое служение в новом месте. Обычно, собрание в такой церкви начинается с выразительного чтения вслух десяти заповедей. Но поскольку первые прихожане не знали этих слов наизусть, руководители церкви написали их на большом плакате, но повесили его не спереди, а сзади так, что потенциальным членам церкви приходилось первое время перед началом собрания разворачиваться на 180 градусов, дабы хором со всяким проникновением прочитать слова Моисея.

Прошло некоторое время. И прихожане новой церкви уже давно выучили декалог наизусть. В один прекрасный день кому-то в голову пришла простая прагматичная мысль убрать плакат с заповедями. Однако церковь продолжала(!) каждый воскресный день разворачиваться на 180 градусов и выразительно с благоговением читать слова из Ветхого Завета!

Никто уже не помнил и не знал, почему церковь разворачивается к пастору спиной и таращится на церковную стену. Но это, как говорил молочник Тевье из произведения Шолома-Алейхема, ТРА-ДИ-ЦИ-Я!

Как бы там ни было, даже евангельские христиане с их пафосом Сола Скриптура имеют много традиций.

Здесь нет ничего такого драматического или крамольного. Ведь традиция – это не только что-то добавочное к Писанию, традицией может быть и то, как мы понимаем библейские тексты. Т.е. это герменевтика. Но для того, чтобы быть осведомленным об уровне «традиционности» наших преданий, нужно очень глубоко разбираться в вопросах библеистики, т.е. библейской науке вообще.

Мне очень интересно иногда изучать, следить, а порой и участвовать в круглых столах на тему «кризиса протестантизма» в России.

«Кризис» (κρίσις) означает «суд».

Т.е. критиковать означает судить, рассуждать, делать выводы. Даже в библеистике есть такое понятие как критический метод. Это никак не связано с юридическими действиями.  Новозаветники занимаются и текстуальной критикой, которая помогает нам сверять различные тексты: папирусы, пергаменты, кодексы, лекционарии и цитаты отцов церкви. Все это жутко интересно. Интересно видеть герменевтические предпосылки создания того или иного перевода. Какие географические, лингвистические, даже политические факторы побудили переводчика-писца переписать текст так или иначе. И тогда как мы бьемся головой об стенку пытаясь понять свою протестантскую идентичность в России (которая крутится главным образом вокруг вопросов литургики), на мой взгляд, ответы лежат на поверхности. Нам надо просто много трудиться: исследовать, изучать и работать над собой.

Arbeit macht frei, подумав, озаглавил свой труд писатель-националист Лоренц Дифенбах. И то правда. Любое интеллектуальное или физическое вложение, будь то упорство или труд, приносит определенные дивиденды. Возможно, даже финансовую свободу и независимость. Поэтому наши вопросы и агонии по поводу своей «идентичности» будут тогда сняты с повестки тогда, когда в нашем евангельском цеху действительно начнется работа, а не просто бессмысленная плановая деятельность в виде миссионерского и проповеднического активизма.

Почему же автора так беспокоит вопрос литургики?

В конце прошлого года в спецвыпуске журнала ЕААА, «Богословские размышления» преподаватели СПбХУ внесли свою лепту в изучение вопросов литургики, т.е. науки о богослужении.[1] Однако какого-либо резонанса или реакции в евангельских кругах этот выпуск не вызвал. Особенно в кругах тех, кто особенно ратует за вопрос о литургике. Это весьма странно.

Отсюда возникает подозрение, что само обсуждение литургики и кризиса литургики в наших церквах – это своего рода церковная риторика, с помощью которой евангельские спикеры пытаются привлечь внимание общественности или оправдать свою деятельность перед теми, кто посылает гранты.

Безусловно, это не касается всех тех, кто искренне печалуется о вопросах богослужения. Однако некоторые факты на лицо – за все это время мало кто стал обсуждать статьи сборника и участвовать в дискуссии. Другими словами, дискуссии на тему богослужения ведутся в частном порядке, но дельно обсуждать уже существующие материалы, мало кто соизволяет.  

А о чем говорилось в статьях? Безусловно, мы не скажем за всех, но я поделюсь своей точкой зрения.

Некоторое время тому назад среди исследователей раннего христианства и иудаизма периода второго храма существовал консенсус, что церковь на своем раннем этапе скопировала синагогальную форму богослужений. Однако исследования последних десятилетий говорят о том, что церковь не копировала синагогальные собрания, поскольку:

1. На церковных собраниях христиане ели и пили, а в синагогах, согласно источникам, – нет.

2. На церковных собраниях пели гимны, тогда как в синагогах – нет. Иудеи делали это уже по домам.

В синагогах до разрушения храма в Иерусалиме не проводились богослужения. Богослужения в них стали проводить только после разрушения храма в Иерусалиме римлянами в 76 году н.э. Тогда нужно задаться вопросом: в каком формате проводились церковные собрания и общения?

В формате свободных ассоциаций (Voluntary Associations) типичных для средиземноморья и греко-римского контекста  первого века. Если мы изучаем Новый Завет не через призму догматических линз, а с позиции историко-социальных предпосылок, мы обнаруживаем интересные вещи.

Во времена Иисуса Христа в греко-римском мире существовало несколько типов таких ассоциаций:

1) Философские

2) Религиозные

3) Ремесленников

4) Иудеев и появились ассоциации

5) христиан. 

Обычно в таких ассоциациях по регламенту существовало две части: Первая часть – это трапеза, а во второй части начинались беседы, дискуссии (Дн. 20:7, 11), говорились речи (гомилии (в форме бесед), дидаскалии (в форме поучений), спорадические профэтеи (в форме спонтанных, полных энтузиазма речей), слова апокалипсиса (откровений) и слова гносиса (знаний)).   

Другими словами, собрания первых христиане были чаще всего спонтанными, домашними, неформальными. И только позже происходит определенная институционализация церкви. Во время проведения христианский собраний на видное место выступает епископ, который зачитывает отрывок из Писаний, сопровождая его длинными (а порой и скучными) комментариями. И эта институционализация происходит не без участия отцов церкви (особенно Игнатия Антиохийского). Так церковь из движения постепенно превращалась в организацию.

Кто-то согласится, сославшись на тот факт, что действительно на раннем этапе Павел даже не обращается к лидерам церкви, когда он писал свое послание, скажем, в Коринф. Так, библеисты стали говорить об аутентичных посланиях Павла, где ничего не сказано об организации и иерархии, и поздних посланиях пасторского корпуса, где мы видим епископов, пресвитеров и диаконов. Однако со своей стороны мы можем сказать, что послания Павла, как и церкви, которым он адресовал свое богословское видение, нужно всегда рассматривать индивидуально. Поскольку нам не хватит тут места говорить обо всех посланиях Павла в отдельности, мы можем указать на тот факт, что пресвитеры в Павловых церквях существовали еще во времена его первого миссионерского путешествия в Дервии, Листре, Иконии и Антиохии-Писидийской (Дн. 14:20-23). И это еще было задолго до появления церкви в Коринфе! И мы знаем, что скептики обычно относят коринфскую церковь к церкви харизматического толка, не обремененной никакой иерархией.

Поэтому возникает вопрос, а кто же такие пресвитеры и епископы, которые даже не попадают в благодатный список духовных даров (1 Кор. 12:28; Еф. 4:11)? Апостолы – есть. Пророки – есть. Учители – тоже есть. Учителя есть. И евангелисты – тоже есть. А вот епископов и пресвитеров – НЕТ.

Примечательно, что Павел не проводит различий между харизматическими и не харизматическими служителями в своих посланиях. Однако такие лица как «пресвитер, епископ и диакон» все же не попадают в список духовно одаренных служителей церкви, когда апостол рассуждает о христианской общине как об организации водимой Духом Святым. Следовательно, мы можем предположить, что епископы и пресвитеры являются скорее внешними и формальными гарантами единства эмпирической, видимой стороны церковной жизни.

При этом, скорее всего, быть епископом или пресвитером еще не означает того, что человек является пастырем-харизматиком, носителем духовного дара подаваемого от Бога (см. 1 Кор. 12:11,18). Ведь слово епископ – греческая калька, означает блюститель, надсмотрщик. Английское слово bishop или немецкое Bischof происходят от греческого языка. Например, bishop происходит от старого английского слова biscop. В свою очередь старое немецкое biscof, от которого происходит английский эквивалент, зависит от  латинского народного: (e)biscopus. А оно, в конечном итоге, происходит из греческого ἐπίσκοπος.

Но кем же они были?

На самом деле, епископами были те, кто просто угощал пришедших в его дом христиан.

Первая часть, во время которой христиане вкушали вечерний ужин, как правило проводилась под опекой патрона, который в своем доме мог угощать своих клиентов, т.е. первых христиан. Так было и в случае «бизнес-вумена» Лидии (Дн. 16:14-15), которая впустила в свой дом в Филиппах апостолов Павла и Силу. В каком-то смысле, она и была первой «епископшей».

Однако обязанности обучения в ранней церкви лежали на апостолах, пророках и странствующих учителях. Епископы и пресвитеры в ранней церкви в подавляющем числе не были учителями (но учительными, т.е. только способными учить), тогда как учителями par excellence были странствующие проповедники (что мы видим из книги Дидахе). Поэтому пресвитеры, которые еще и занимались учением/словом, были скорее важным исключением (1 Тим. 5:17). И по ходу как странствующие апостолы, пророки, учители и евангелисты покидали историческую сцену, учительскую функцию стали выполнять епископы. И это привело к определенным последствиям, о чем мы поговорим в следующий раз.

Виктор Шлёнкин специально для www.protestant.ru